Россия и современный мир № 2 / 2018

Россия вчера, сегодня, завтра

Россия между прошлым и будущим. Об уроках истории

В.Н. Чернега

Аннотация. Автор статьи представляет свои размышления об Октябрьской революции 1917 г. Особое внимание уделяется проблеме уроков истории, которые возможно извлечь из подобных исторических катаклизмов. На основе анализа глубинных причин революции показывается, как нерешенные вовремя проблемы общественного развития накапливаются и создают горючий материал для революционного взрыва. Автор проводит параллели между прошлым и настоящим России, иллюстрируя повторяемость исторического процесса, основанную на принципе «одни и те же причины влекут одни и те же последствия».

Ключевые слова: Октябрьская революция, причины, связь с далеким прошлым, нерешаемые проблемы, параллели с настоящим.

Чернега Владимир Николаевич – доктор юридических наук, Чрезвычайный и Полномочный Посланник, консультант Совета Европы, ведущий научный сотрудник Института научной информации по общественным наукам РАН (ИНИОН РАН), Москва. E-mail: vladimir.tchernega@free.fr; v.n.tchernega@gmail.com

V.N. Chernega. Russia Between the Past and the Future. About the Lessons of History

Abstract. The article makes an attempt to contribute to the ongoing discussion related to the centenary of the October revolution. A particular attention is paid to the lessons of history that need to be drawn from such historical cataclysms. The deep causes of the revolution, rooted in the fairly distant past, are highlighted. The article shows how the problems of social development, not resolved in a timely way, accumulate and create combustible material for revolutionary explosion. The recurrence of historical processes is analyzed in light of the principle «the same causes lead to the same consequences».

Keywords: October revolution, causes, connection with the distant past, unsolved problems, parallels with the present.

Chernega Vladimir Nicolaevich – Doctor of Law, Extraordinary and Plenipotentiary Envoy, the leading researcher, the Institute of Scientific Information on Social Sciences of the Russian Academy of Sciences (INION RAN), Moscow. E-mail: vladimir.tchernega@free.fr; v.n.tchernega@gmail.com

Столетняя годовщина Октябрьской революции 1917 г. отмечалась в России довольно скромно, во всяком случае несоизмеримо с той ролью, которую она сыграла в судьбах страны и мира. Было видно, что российские правящие элиты, демонстрируя общее негативное отношение к Октябрьскому перевороту (равно как и к Февральской революции), старались не углубляться в оценки причин этих исторических событий. Хотя В.В. Путин в своем выступлении на заседании Валдайского клуба в октябре 2017 г. говорил о накопившихся неразрешенных внутренних противоречиях, которые привели к революционному взрыву, достаточно детального и глубокого анализа этих противоречий со стороны элит не последовало. Не было и попыток увидеть какие-либо параллели между дореволюционным прошлым и сегодняшней российской ситуацией, хотя история, как давно было сказано, имеет тенденцию развиваться по спирали. Вместе с тем была заметна тенденция объяснить если не причины, то сам факт революционного переворота с конспирологических позиций, т.е. внешним или внутренним «заговором», или обоими сразу.

В связи с этим уместно вспомнить высказывание британского писателя Б. Шоу, что единственный урок, который можно извлечь из истории, состоит в том, что никто и никогда не извлекает из нее уроков. Конечно, это преувеличение в духе британского юмора, но в нем содержится предостережение об опасности забвения прошлого, в том числе, казалось бы, достаточно далекого, ибо связь времен проявляется независимо от того, признают ее или нет. Если в прошлом не были решены фундаментальные проблемы общества и государства, они обязательно проявятся в настоящем и вполне могут предопределить будущее. Россия, возможно, один из самых ярких тому примеров.

Хотя на тему дореволюционной истории России написаны тысячи трудов, в том числе за рубежом, представляется полезным напомнить, пусть в самом схематическом виде, о некоторых моментах, которые побуждают задуматься о повторяемости исторического процесса и его результатах. Наверное, самым показательным в этом отношении является период после Венского конгресса 1815 г., т.е. после победы над наполеоновской Францией. Автору довелось участвовать в подготовке нескольких томов «Документов внешней политики Российской империи», подготовленных МИД СССР. Относящиеся именно к этому периоду документы из архивов МИДа убедительно показывали, что Россия находилась тогда на пике своего геополитического влияния. Она помогала восстановить военную мощь Испании и поставляла этой морской державе фрегаты, занималась проблемами королевского дома Португалии, активно участвовала в делах германских государств, покровительствовала США, считавшимся тогда «задворками цивилизации». Особенностью внешней политики было то, что из всех держав-победительниц именно Россия наиболее последовательно проводила линию Венского конгресса на неприятие революций, несмотря на то, что в ряде случаев это вредило ее геополитическим интересам.

Яркий пример – направление в 1849 г., по приказу Николая I, российского экспедиционного корпуса под командованием генерала И.Ф. Паскевича для подавления, по просьбе австрийского императора, венгерского национального восстания, вспыхнувшего в 1848 г. Насколько это соответствовало геополитическим интересам России, продемонстрировали события Крымской войны 1853–1856 гг. Австро-венгерская империя, как известно, не только не поддержала Россию, но и заняла позицию «враждебного нейтралитета», лишний раз подтвердив, что в политике, особенно международной, благодарности не бывает.

Крымская война показала, что Россия, при всех атрибутах державного величия, была к тому времени «колоссом на глиняных ногах». Техническая отсталость армии и флота, вытекавшая из общей отсталости экономики, бездарность значительной части высшего командования свели на нет героические усилия участников обороны Севастополя. Не пережив неожиданного унизительного поражения, Николай I скоропостижно скончался. А ведь во время Наполеоновских войн и некоторое время спустя Российская армия по уровню вооружений не уступала лучшим армиям Европы.

Академик Е.В. Тарле, опубликовавший в 1918 г. монографию «Запад и Россия» (впоследствии он создал «Историческую библиотеку. Запад и Россия в прошлом»), проанализировал экономическую ситуацию в России со времени Петра I до Крымской войны. Он указывал, что благодаря Петровским реформам страна достигла пика промышленного производства при Екатерине II, обогнав в ряде областей Великобританию и Францию. В последующий период российская промышленность неуклонно отставала количественно и качественно от индустрии этих двух держав. Причина состояла в архаичном социально-экономическом укладе, основанном на крепостном праве и препятствовавшем развитию капитализма [4, с. 15–28].

Е. Тарле, как и многие другие историки, отмечал, что Екатерина II, Александр I и Николай I понимали необходимость отмены крепостного права. Однако, во-первых, опасались, что такая реформа подорвет основы самодержавного строя, во-вторых, должны были считаться с крайне консервативным настроем правящего класса, состоявшего в основном из помещиков-крепостников. Более того, при Екатерине II крепостное право было распространено на значительную часть казенных и монастырских крестьян. Она также закрепостила значительное число прежде свободных крестьян на Украине. Как известно, Александр II, в 1861 г. наконец «даровавший волю» крестьянам, освободил их без земли.

О запоздалости и половинчатом характере этой реформы много писалось в дореволюционный период, и еще больше – в советское время. Многие историки считали и считают, что именно эти факторы в конечном счете обернулись революциями, которые России довелось пережить в 1905 и 1917 гг. Однако, как подчеркивает академик Ю.С. Пивоваров, даже в 1861 г., когда крепостное право выглядело очевидным анахронизмом, только такая «компромиссная» реформа могла быть принята правящим классом. Более продвинутый вариант мог обернуться опасностью для самого императора [3, с. 110].

Настрой правящего класса, его нежелание что-либо менять в существовавшей системе хорошо выразил шеф III Отделения Тайной канцелярии граф А.Х. Бенкендорф своей знаменитой фразой о том, что «прошлое России блестяще, ее настоящее более чем великолепно, а что касается еe будущего, оно превосходит все, что может представить себе самое смелое воображение». В 1832 г. заместитель министра народного просвещения граф С.С. Уваров сформулировал принципы, на которые система должна была опираться: «Православие, самодержавие, народность». Необходимость этого объяснялась, помимо прочего, защитной реакцией на революционное брожение в Европе, в частности на революции 1830-х годов во Франции и Бельгии. В официальной риторике подчеркивался «особый путь России», ее близость к Востоку, а не к Западу. Критик этой тенденции П.Я. Чаадаев, который после публикации в 1836 г. первого «Философического письма» был официально объявлен психически больным, писал в своей «Апологии сумасшедшего»: «Новейший патриотизм объявляет нас любимейшими чадами Востока. “С какой стати, – говорит этот патриотизм, – мы будем искать света у западных народов? Разве мы не имеем у себя всех зародышей социального строя бесконечно лучшего, чем социальный строй Европы? И разве, в самом деле, Запад является родиной науки и глубокой мудрости? Всякий знает, что родина всего этого – Восток”» [6, с. 530].

При этом российская власть проявляла крайнюю чувствительность к тому, что говорилось и писалось о России в западных странах. Когда в 1843 г. французский аристократ А. де Кюстин по итогам своего посещения империи опубликовал весьма критическую книгу «Письма из России. Россия в 1839 году», ответ на этот «пасквиль» стал государственным делом. По иронии судьбы А. де Кюстин приезжал в Россию, чтобы убедиться в преимуществах монархического строя перед республиканским. Однако увиденное сильно поколебало его убеждения. Он описал раболепие вельмож перед императором, всевластие и произвол чиновничества и полиции, повсеместное взяточничество, казнокрадство, ужасы крепостного права и его развращающее влияние не только на помещиков, но и на крестьян. Они реагировали на угнетение лукавством и нежеланием работать [7, p. 104–114]. Книга стала бестселлером и была переведена на основные европейские языки.

Неудивительно, что Николай I и приближенные к нему сановники озаботились улучшением имиджа России за рубежом. А.Х. Бенкендорф поручил эту задачу дипломату и поэту Ф.И. Тютчеву, который затем получил и поддержку императора. Насколько успешно Ф.И. Тютчев выполнил задачу, неизвестно, но впоследствии он был назначен старшим цензором МИДа, руководителем Комитета иностранной цензуры и удостоился высших званий и орденов империи.

Ф.И. Тютчев прославился не только проникновенными строками: «Умом Россию не понять, аршином общим не измерить…». В своих трудах он также доказывал преимущество русского народа перед европейцами, которых критиковал за меркантильность и «разложение». Русские, как он подчеркивал в незаконченном трактате «Россия и Запад», отличались от них «самобытной душой», в частности приверженностью православию, «имперской державности» и самодержавной власти. В статье «Россия и революция», написанной в ответ на европейские революции 1848–1849 гг., он указывал, что в мире было только две силы – деградирующая революционная Европа и духовно более сильная консервативная Россия. Не обошел Ф.И. Тютчев вниманием и отмеченную выше книгу А. де Кюстина. По его словам, она явилась «примером умственного бесстыдства и духовного разложения» [5, с. 36].

Крайний консерватизм правящего класса сделал его неспособным вовремя адаптировать систему власти к вызовам времени во имя собственных долгосрочных интересов. Среди ведущих европейских держав Россия дольше всех сохраняла самодержавный строй. Великобритания еще в XVII–XVIII вв. перешла к более гибкой государственной структуре с законной и мирной сменой правящих «команд» на основе выборов в парламент. Франция окончательно сделала это только в 70-е годы XIX в. Германская империя, официально образовавшаяся в 1871 г., занимала промежуточное положение, поскольку сочетала элементы абсолютизма и парламентаризма.

В России даже такой крупный реформатор, как Александр II, модернизировавший в европейском духе многие области государственной жизни, не рискнул или не успел ввести конституционную монархию. После его убийства революционерами-террористами пришедший к власти Александр III быстро положил конец любым попыткам хоть как-то смягчить самодержавие. В своем манифесте 28 апреля 1881 г. он объявил, что «будет обсуждать судьбы империи только с богом». Как отмечал позже историк-белоэмигрант, убежденный монархист К. де Грюнвальд, удостоившийся за свои труды звания члена-корреспондента Французской академии, «император больше опасался либералов, чем революционеров» [8, p. XVIII].

Николай II, как известно, решился «даровать» стране Государственную думу, наделенную рядом полномочий, и основные гражданские свободы (знаменитый манифест 17 октября 1905 г.) лишь после поражения в Русско-японской войне 1904–1905 гг., в условиях вспыхнувшей революции и под давлением ряда высших сановников. Однако в дальнейшем, по свидетельству С.Ю. Витте – одного из авторов манифеста, назначенного затем премьер-министром, усилия окружения императора были направлены на то, чтобы выхолостить суть этой реформы [1, с. 576–578]. Впрочем, окружение прекрасно знало, чего хотел император.

Вместе с тем деятельность Государственной думы, часто поддававшейся соблазну демагогии и популизма, показала, что, чем жестче политический режим, чем больше он изолирует оппозицию от государственных дел, тем безответственней эта последняя ведет себя и тем оказывается менее способной к управлению государством, когда приходит к власти. События между Февральской и Октябрьской революциями продемонстрировали эту закономерность особенно ярко. Иными словами, чрезмерно жесткая система власти создает ситуацию замкнутого круга, вырваться из которой чрезвычайно трудно. Забегая вперед, приходится констатировать, что России не удается выйти из нее до сих пор.

Конечно, существовали объективные причины, осложняющие переход к менее жесткой организации государственной власти, – огромные размеры страны и наличие в ней частей, которые весьма различались по уровню социально-экономического развития, национально-этническому составу, религиозным верованиям, культурным традициям. До 1914 г. действовали, например, один гражданский кодекс для российских губерний и другой, более «продвинутый», – для Польши и Прибалтики. Великое Княжество Финляндское имело собственную полицию и таможенную службу, а в среднеазиатских владениях для ряда категорий дел функционировали суды кади, имевшие право выносить приговоры на основе обычного права и норм шариата.

В этих условиях авторитарное правление казалось наиболее удобным и надежным способом обеспечивать единство страны. Проблема была в том, что из-за чрезмерной жесткости оно не позволяло нормально развиваться живым силам общества, обеспечивать эволюционным путем приемлемые компромиссы между консервативными и либеральными силами, между старыми и поднимающимися фракциями элит, своевременно отвечать на формировавшиеся новые потребности, в частности в большем социальном прогрессе и справедливости.

В результате накапливались противоречия, не находившие своего разрешения. Конечно, благодаря реформам Александра II и ряду «технических» улучшений в области промышленной деятельности и торговли, при Александре III и Николае II Россия смогла несколько преодолеть к 1914 г. свое отставание от Великобритании, Германии и Франции. С одной стороны, она обгоняла их по темпам промышленного развития, с другой – являлась «житницей Европы». Однако при этом она все же значительно уступала этим державам не только по объему, но и по технологическому уровню экономики. В России был самый большой разрыв между богатыми и бедными и самое большое число людей, живущих в ужасающей нищете. Увеличившийся экспорт зерна, особенно после аграрной реформы П.А. Столыпина, обострил проблему голода, который регулярно уносил сотни тысяч жизней в регионах с рискованным земледелием. Подъем науки, формирование европейски образованных элит сочеталось с неграмотностью почти 80% населения, в основном крестьян, живших вне современной цивилизации.

Продолжая этот ряд, стоит сослаться на известного российского философа И.А. Ильина, высланного из советской России в 1922 г. вместе с другими известными представителями интеллигенции. В работе «Яд большевизма», опубликованной в 1924 г., в числе главных причин Октябрьской революции Ильин называет «недостаток правильного хозяйственного устройства». Речь шла, в частности, о «неутвержденности частной собственности, недостаточной вере в честный труд и воле к наживе не через труд, необеспеченности нормального правопорядка, задержанности хозяйственного самовложения» и в конечном счете преобладании экстенсивного хозяйствования, ставке не на его качество, а на объем [2, с. 104].

Казалось бы, речь идет о хорошо известных фактах. Однако, как говаривал в свое время британский философ Т. Гоббс, если бы математические аксиомы противоречили человеческим интересам, они бы были незамедлительно опровергнуты. Сегодняшние утверждения ряда российских политиков и интеллектуалов, что Россия в 1914 г. была «развитой» державой, но ее процветание было подорвано злокозненным Западом, втянувшим империю в Первую мировую войну, отражают нежелание, по крайней мере части нынешних правящих элит страны, признавать уроки истории. Между тем еще до названной войны отдельные провидцы из правящего класса, в частности уже упоминавшийся С.Ю. Витте, указывали на крайнюю опасность неразрешавшихся противоречий для судеб империи и монархии. Однако правящая верхушка эти предостережения проигнорировала. Война же эти противоречия усугубила и обострила, заодно обнажив коррупцию, разложение и некомпетентность во властных сферах.

Конечно всякое сравнение хромает, тем более что от советского периода нам достались не только отголоски тоталитарного репрессивного режима, но также образованное общество, развитая наука, основы социальной защиты и современного здравоохранения. Парадоксальным образом советская власть, представляя себя антитезой капиталистической Европе и Западу в целом, окончательно превратила Россию в европейскую страну, добившись всеобщей грамотности, подъема науки, развитого высшего образования на основе европейских образовательных стандартов и европейской культуры. Тем не менее сравнивая современную Россию с Россией дореволюционной нельзя не видеть сходства ряда фундаментальных проблем, без решения которых страна не может рассчитывать ни на прочную внутреннюю стабильность, ни на устойчивое достойное место в мире, даже притом, что в последнее десятилетие она существенно увеличила свой геополитический вес. Хотя в принципе эти проблемы известны, стоит хотя бы кратко остановиться на них.

Экономика

Несмотря на победные реляции и некоторые реальные успехи последнего времени, Россия в технологическом отношении остается вне группы ведущих стран, которая к тому же пополняется новыми членами (Китай, Индия). В контексте цифровой революции, перспектив, связанных с созданием искусственного интеллекта, это чревато постепенным ослаблением или даже утратой обороноспособности и геополитической маргинализацией. Конечно, можно повторить опыт СССР, который вкладывал большие ресурсы в оборонную сферу, но чем это закончилось, хорошо известно. Кроме того, российская экономика в последние десять лет почти не росла в количественном отношении, что ограничивает ее возможности.

Российская власть неоднократно указывала на внутренние причины отставания: зависимость от нефтегазового сектора, чрезмерный вес государства в экономической жизни, недостаточное развитие мелкого и среднего предпринимательства, сильное давление на бизнес бюрократического аппарата, неэффективная судебная система, колоссальная коррупция. В более широком плане играют негативную роль те же факторы, которые в свое время отмечал И.И. Ильин: неутвержденность частной собственности, необеспеченность равенства граждан перед законом, мотивация не к труду, а к жульничеству и т.п. Хотя некоторые частные улучшения в ряде областей имеют место, в целом все эти проблемы остаются нерешенными уже длительное время. Стоит подчеркнуть также, что об экономической слабости России говорят не только ее недруги, муссирующие тезис об «угасающей державе», но и «дружественные» китайские СМИ. Они, кстати, указывают на названные выше проблемы как на главное препятствие для китайских инвестиций в российскую экономику.

Социальная сфера

Для России характерен колоссальный разрыв между бедностью и богатством, которого нет ни в одной развитой европейской стране. По разным подсчетам, разница в доходах между 10% россиян, находящихся на верхней ступени этой «лестницы», и 10% находящихся «внизу», составляет 25–27 раз. Для сравнения: в ЕС, где разрыв также увеличился после кризиса 2008 г., этот показатель составляет 8–10 раз. Число бедных, если применить критерии ЕС (менее 60% среднедушевого дохода на члена семьи), в России превышает 40%. Во Франции, например, в условиях еще непреодоленного кризиса бедных насчитывается 12%. При этом уровень социальной защиты населения в нашей стране (пенсии, пособия, медицинское страхование) – один из самых низких в Европе. Россия вкладывает в образование и науку на душу населения примерно в 2 раза меньше, чем другие развитые страны. Общий социальный бюджет России составляет около 25–27% ВВП, в Германии или Франции – 40–42%. Конечно, можно утешаться тем, что в соседней Украине эти показатели еще хуже, но вряд ли это снимет проблему повышения качества человеческого капитала и слабой социальной сплоченности общества, которая может проявиться при первом же потрясении. Призывы к общественной консолидации на почве патриотизма и традиционных ценностей не смогут долго заменять реальный социальный прогресс.

Ситуация усугубляется проблемой, которой не было в Российской империи, – все более неблагоприятной демографической ситуацией. В предкризисные годы российская власть смогла несколько ее улучшить, но добиться хотя бы простого воспроизводства населения все же не удалось. В 2016–2017 гг., как известно, из-за низкой рождаемости в 90-е годы Россия оказалась в «демографической яме». В результате население России к 2030 г. может сократиться с нынешних 146 млн человек до 135 или даже 130 млн. Очевидно, что для самой большой страны мира это чревато не только серьезными экономическими, но и геополитическими последствиями. Конечно, экономический урон можно несколько ослабить ощутимым повышением производительности труда и / или увеличением притока иностранной рабочей силы. Однако первому препятствуют отмеченные выше структурные слабости, второе несет в себе риски, связанные с проблемами интеграции в российское общество все большего числа мигрантов.

Политическая система

Ее заслугой является поддержание определенной политической стабильности в стране. Вместе с тем из-за недостаточной гибкости она сковывает живые силы общества (что сказывается и на предпринимательской инициативе), не обеспечивает необходимую конкурентность в политике и экономике и, соответственно, формирование элит по профессиональным качествам. Обновление губернаторского корпуса, создание кадровых резервов, в частности в партии «Единая Россия», сами по себе являются положительными факторами, однако принципиально ситуацию не меняют.

Очевидно, что России для дальнейшего развития необходима политическая система, основанная на другом балансе конкуренции, частной инициативы, роли гражданского общества, с одной стороны, и управляемостью политическими, экономическими и социальными процессами в рамках вертикали власти – с другой. Речь идет не о «безбрежной» демократии, как на Украине. В России, где, как и в дореволюционные времена, существуют свои Запад, Восток, Север и Юг, без сильной президентской власти не обойтись. Видимо, неизбежна и определенная сакрализация и персонификация власти, тем более что, пусть в меньшей степени, они существуют и в некоторых вполне демократических странах. Во Франции, например, Ф. Олланд захотел быть «нормальным» президентом, т.е. вести себя как обычный гражданин, но французы в большинстве своем этого не одобрили. Нынешняя конфронтация между Россией и США, где влиятельные силы стремятся с помощью давления извне добиться смены режима, также не располагает к рыхлой властной модели.

Российские оппозиционеры-демократы, считающие, что для решения проблем страны будет достаточно быстро поставить ее на либеральные демократические рельсы, ошибаются так же, как «младореформаторы» начала 1990-х годов, верившие, что «рынок все урегулирует». Да и опыт реформ М.С. Горбачёва показал, что демократизация системы должна быть продуманной и эволюционной. Главное, чтобы властная верхушка понимала, что без нее не обойтись, что застой, чрезмерная жесткость в отношении самодеятельного начала в гражданском обществе, экономике или политике опасны даже для их же собственных долгосрочных интересов, не говоря уже о стране. Первым шагом должно быть смягчение условий для проведения митингов и демонстраций, являющихся естественным «клапаном» для выхода накапливающегося недовольства. Возможно, стоит подумать также о возвращении в избирательные бюллетени графы «против всех», которая позволила бы судить об общественных настроениях лучше любых социологических исследований. Императивы социальной справедливости и сплоченности требуют возвращения к прогрессивному налогообложению. В любом случае это темы для открытой общественной дискуссии.

Поскольку, к сожалению, ведущие фракции российских элит демонстрируют такое же нежелание менять что-либо в существующей системе, какое было свойственно основной массе правящего класса Российской империи (и СССР), заставить их хотя бы в какой-то мере пожертвовать сиюминутными выгодами и интересами ради собственного будущего может только верховная власть. Массовая общественная поддержка В.В. Путина обеспечивает ему необходимую легитимность для проведения соответствующего курса.

В статье не были затронуты вопросы внешней политики России, так как это отдельный большой сюжет. Стоит, однако, хотя бы обозначить один из них, имеющий прямое отношение к затронутой теме. Новый «поворот России на Восток» (первый имел место в последние десятилетия XIX – начале XX в. и вызвал Русско-японскую войну), несмотря на заверения о продолжении «многовекторной» политики, повлек за собой определенное ослабление активности на европейском направлении. Конечно, мир давно уже не европоцентричный и Россия должна сотрудничать с формирующимся центром экономической мощи в Азии, тем более что к этому толкает и конфронтация с США и их союзниками. Однако в обозримом будущем только Европа может быть источником новых технологий, необходимых для модернизации российской экономики. Даже Китай, вкладывающий огромные средства в развитие науки, высокотехнологичных отраслей экономики и альтернативных источников энергии, все еще в значительной степени зависит в этом от Запада.

Стоит отметить, что после Брексита, избрания президентом Д. Трампа с его лозунгом Americafirst, в контексте очевидного кризиса Евросоюза, в европейском общественном мнении, как показывают опросы, возрос интерес к диалогу и взаимодействию с Россией. Определенные сдвиги заметны и в правящих кругах ряда стран. Президент Франции Э. Макрон, например, в своем выступлении в Европейском суде по правам человека 31 октября 2017 г. призвал Россию «оставаться в нашем общем доме», подчеркнув при этом, что «мы обязаны говорить о демократии и правах человека, но должны избегать поучений» [9]. Некоторый интерес к возобновлению контактов с Россией наблюдается даже в Польше. Появляется шанс на смягчение санкционной политики Евросоюза.

Российская дипломатия должна воспользоваться новыми возможностями. Это тем более необходимо, что в Евросоюзе существует и другая тенденция к тому, чтобы добиваться восстановления его единства, продвигать идею строительства «европейской обороны», используя «страшилку» пресловутой «российской угрозы».

Библиография

1. Витте Ю.В. Воспоминания. Мемуары. Минск: Изд-во Харвест; М.: Изд-во АСТ, 2001. 800 с.

2. Ильин И.А. Собрание сочинений. М.: Русская книга, 2001. Т. 18. 400 с.

3. Пивоваров Ю.С. Русское настоящее и советское прошлое. М.; СПб.: Центр гуманитарных инициатив; Университетская книга, 2015. 332 с.

4. Тарле Е.В. Запад и Россия. СПб.: Санкт-Петербуржский университет, 1918. 198 с.

5. Тютчев Ф.И. Россия и Запад. М.: Институт русской цивилизации, 2011. 592 с.

6. Чаадаев П.Я. Полное собрание сочинений и избранные письма. М.: Наука, 1991. Т. 1. 768 с.

7. Custine de, A. Lettres de Russie. La Russie en 1839. Paris: Editions Gallimard, 1975. 414 p.

8. Grunwald de, C. Le Tsar Nicolas II. Paris: Editions Berger-Levrault, 1965. 385 p.

9. Transcription du discours du Président de la République à la Cours européenne de Droits de l’Homme // Elysee.fr. 2017. 1 Novembre. URL: http://www.elysee.fr/declarations/article/transcription-du-discours-du-president-de-la-republique-a-la-cour-europeenne-des-droits-de-l-homme/

References

Chaadaev P.Ja. Polnoe sobranie sochinenij i izbrannye pis'ma. Moscow: Nauka, 1991. Vol. 1. 768 p.

Custine de, A. Lettres de Russie. La Russie en 1839. Paris: Editions Gallimard, 1975. 414 p.

Grunwald de, C. Le Tsar Nicolas II. Paris: Editions Berger-Levrault, 1965. 385 p.

Il'in I.A. Sobranie sochinenij. Moscow: Russkaja kniga, 2001. Vol. 18. 400 p.

Pivovarov Ju.S. Russkoe nastojashhee i sovetskoe proshloe. Moscow; Saint Petersburg: Centr gumanitarnyh iniciativ; Universitetskaja kniga, 2015. 332 p.

Tarle E.V. Zapad i Rossija. Saint Petersburg: Sankt-Peterburzhskij universitet, 1918. 198 p.

Tjutchev F.I. Rossija i Zapad. Moscow: Institut russkoj civilizacii, 2011. 592 p.

Transcription du discours du Président de la République à la Cours européenne de Droits de l’Homme // Elysee.fr. 2017. 1 Novembre. URL: http://www.elysee.fr/declarations/article/transcription-du-discours-du-president-de-la-republique-a-la-cour-europeenne-des-droits-de-l-homme/

Vitte Ju.V. Vospominanija. Memuary. Minsk: Izd-vo Harvest; Moscow: Izd-vo AST, 2001. 800 p.

Общество бывших воспитанников Императорского Александровского лицея и его архив в эмиграции (1920–1930-е годы)1

Л.В. Климович

Аннотация. В статье рассматривается история образования и деятельности Общества бывших воспитанников Императорского Александровского лицея в эмиграции. Излагаются причины, побудившие лицеистов к объединению. Автор делает вывод, что Общество носило корпоративный характер, было направлено на сохранение исторической памяти дореволюционной России, являлось примером проявления социальной и мемориальной активности эмигрантской общины.

Статья написана на основе материалов архива Королевского музея армии и военной истории в Брюсселе, в который в 1930-е годы были переданы собранные лицеистами документы и артефакты.

Ключевые слова: эмиграция, историческая память, история России, Зарубежная Россия, В.Н. Коковцов, Общество бывших воспитанников Императорского Александровского лицея.

Климович Людмила Валерьевна – кандидат исторических наук, доцент кафедры истории Ульяновского государственного педагогического университета им. И.Н. Ульянова, Ульяновск. E-mail: lusek84@yandex.ru

L.V. Klimovich. Society of the Former Students of the Imperial Alexander Lyceum and its Archive in Emigration (1920–1930)

Abstract. The article addresses the history of formation and activities of the Society of the former students of the Imperial Alexander Lyceum in emigration. Describing the motives of the students for preserving their unity abroad, the author comes to a conclusion that the Society had a corporate character and was dedicated to the preservation of pre-revolutionary Russia historical memory, thus becoming a unique example of the social and memorial activities of an emigrant community. The article is based on archival documents of the Royal Museum of the Armed Forces and Military History in Brussels, to which the lyceum students donated the collected documents and artifacts in the 1930s.

Keywords: emigration, historical memory, Russian history, Russia abroad, V.N. Kokovtsov, the Society of former students of the Imperial Alexander Lyceum.

Klimovich Liudmila Valeryevna – Ph.D, associate professor, Department of History, Ulyanovsk State Pedagogical University named after I.N. Ulyanov. E-mail: lusek84@yandex.ru

Проблема исторической памяти давно привлекает исследователей. Начало традиции изучения памяти положил французский социолог М. Хальбвакс, который под коллективной памятью понимал общие для всех репрезентации прошлого [33; 34]. Особенности исторической памяти описывали Я. Ассман (который ввел в научный оборот термин «культурная память»), Пьер Нора, описавший понятие «места памяти», и А. Мегилл [2; 24; 18]. Большой вклад в становление методологии исследования исторической памяти вносят труды Л.П. Репиной и О.Б. Леонтьевой [29; 16]. Историческая память выступает ментальным ядром общественного сознания, позволяет создавать идентификации индивида и социальной группы, корпоративной идентичности и корпоративной памяти определенной социальной группы. Французский социолог М. Хальбвакс выдвинул идею о социальной обусловленности памяти и ее социальных рамках [33].

Сегодня хорошо известно, что стремительные метаморфозы исторической памяти связаны с кризисными моментами истории. Таковыми были события Первой мировой войны и последовавшие за ними революция 1917 г. и Гражданская война. Они спровоцировали отъезд за границу около 2 млн российских подданных и породили уникальное явление – Зарубежную Россию.

Эмиграция привела к потере прежних жизненных ориентиров. Эмигранты наблюдали за тем, как большевики стремились перечеркнуть прошлое России и создать новую историческую реальность: «Для многих русских изгнание актуализировало споры об исторических путях России и породило новые формы культурной памяти» [12, с. 122]. Эмигранты в данной ситуации были вынуждены строить свою жизнь с «чистого листа», стараясь при этом не утратить связь с дореволюционной Россией. Создаваемые ими образы прошлого являлись попыткой сохранить образ потерянной родины. И этот образ складывался в противовес «большевистскому». Кроме того, эмигранты столкнулись с проблемой ассимиляции в инокультурном обществе, а потому «сбережение памяти о минувшем было связано с необходимостью сохранения национальной идентичности в условиях жизни в чужой культурной среде» [12, с. 124]. Традиции дореволюционной России старшее поколение пыталось передать своим наследникам [см. подробнее: 21; 8; 30; 15; 7; 27; 28; 32].

Эмигранты старшего поколения, выросшие в России, получившие в ней образование, достигшие определенного социального положения, в один момент лишились всего. Мир, в котором они жили, рухнул, и тоска по нему привела к тому, что очень скоро эмигранты стали создавать различные корпоративные, мемориальные общества, призванные дать беженцам чувство причастности и к прошлому, и к настоящему.

Пример тому – Общество выпускников Императорского Александровского (бывшего Царскосельского) лицея. С 1811 по 1918 г. лицей являлся привилегированным учебным заведением для детей дворян в Российской империи [см. подробнее: 3; 4; 22; 23]. Здесь получили образование многие знаменитые деятели России: А.С. Пушкин, А.М. Горчаков, М.Е. Салтыков-Щедрин. Многие воспитанники этого элитарного заведения занимали важные государственные должности в Российской империи. После революции они автоматически становились врагами большевиков. Тех, кому не удалось эмигрировать, ждала трудная судьба, почти все они были арестованы и репрессированы по сфабрикованному «делу лицеистов» в 1925 г.: «Лишь некоторые бывшие выпускники Императорского Александровского лицея (В.Н. Зарубаев, Ю.А. Соловьев, А.В. Сабанин) чудом избежали репрессий» [23, с. 11].

Те же, кто успел уехать, были вынуждены по-новому обустраивать свою жизнь в чужой стране и культуре. В среде выпускников-эмигрантов действовали правила взаимопомощи, взаимоподдержки и сохранения «уникальности». Тем самым они продолжали знаменитую традицию лицейского братства, сложившуюся еще в пушкинскую эпоху: «Все общие дела в Императорском лицее обязательно решались с привлечением выпускников прошлых лет, они обязательно входили во все лицейские общественные организации, это Товарищеская касса бывших воспитанников, Лицейский сиротский капитал» [20, с. 59]. Как отмечает С.В. Павлова: «Становясь членом курса и лицейской семьи, воспитанник принимал на себя определенные обязательства перед другими, а также нравственный долг, который предписывался товариществом и принадлежностью к лицею» [25, с. 124].

Люди разных политических взглядов объединялись в лицейское братство на нравственной основе «высоких идеалах юности, возвышенных представлениях о долге, дружбе, чести, воспитанных лицеем» [25, с. 127]. Связь поколений обеспечивалась наличием целых лицейских династий: «Здесь учились старшие и младшие братья, потом приходили сыновья и внуки выпускников» [20, с. 59].

Одним из инициаторов объединения был бывший министр финансов Российской империи граф В.Н. Коковцов, председатель Совета министров в 1911–1914 гг., в начале ХХ в. – попечитель этого учебного заведения. Именно его избрали председателем правления Общества бывших воспитанников Императорского Александровского лицея. [Подробнее об эмигрантском периоде жизни Коковцова см.: 5, с. 12–24; 10, с. 151–169; 6; 8.]

В Общество бывших лицеистов принимали не только тех, кто успел закончить лицей, но и тех, чье образование было прервано революцией и Гражданской войной: «Большинство этих молодых людей, пробывших известное время в лицее, и потому вполне успевших проникнуться духом его и лишь благодаря внешним причинам не закрепившим за собой звание лицеиста, – вполне достойны носить это почетное звание» [37, XIII, C-2 (в)]2. Это решение о членстве в Обществе имело важное значение для консолидации части эмигрантской общины и сохранения связи поколений. Общество связывало эмигрантов разных стран: его отделения были расположены во Франции, где находился «головной офис» Общества, в Англии, Бельгии, Германии, Греции, Дании, Италии, Латвии, Литве, Нидерландах, Новой Зеландии, Польше, Румынии, США, Швейцарии, Швеции, Югославии, Южной Америке, Финляндии.

Одной из задач Общества было поддержание морального духа эмиграции, этому способствовало проведение мероприятий, посвященных памятным датам. Лицеисты оставались верны традициям, продолжали праздновать день основания лицея 19 октября, в честь этого писали стихи и организовывали встречи. Подборка стихов лицеистов была опубликована С.М. Некрасовым в своих книгах [22; 23].

В честь памятных дат собирались специальные собрания, например Торжественное собрание 14/27 ноября 1927 г., посвященное чествованию 80-летия императрицы Марии Федоровны. Речь, произнесенная В.Н. Коковцовым по этому случаю, была опубликована в виде отдельной брошюры Союзом Ревнителей Памяти Императора Николая II [13]. Позднее Коковцовым был написан памятный очерк в связи с кончиной императрицы 13 октября 1928 г. [14]. В 1929 г. силами лицеистов была подготовлена и издана «Памятная книжка лицеистов за рубежом», в которой была собрана информация о выпускниках лицея, их месте жительства и социальном положении в дореволюционной России [26].

Особую роль в эмиграции играли знаменательные даты и праздники, которые способствовали объединению всего политического спектра: «Эти мемориальные торжества постепенно становились не только средствами выражения национальной самобытности русских на чужбине, но и выполняли роль важного компонента в структуре их этнической и культурной самоидентификации» [11, с. 119]. Образы прошлого наполнялись символическим значением. Так, А.С. Пушкин стал символом общей российской культуры. Празднование юбилейных дат, касающихся великого поэта, было призвано сгладить политические, социальные противоречия между эмигрантами: «Сами они полагали, что только великий поэт, само имя которого превратилось в синоним русской культуры, сможет стать объединительной фигурой для русской диаспоры» [11, с. 137].

В преддверии 100-летней годовщины смерти Пушкина во многих странах были образованы юбилейные комитеты, во главе с Центральным в Париже, для подготовки праздничных мероприятий [35, К. 2]3. Не осталось в стороне и Общество бывших воспитанников Александровского лицея. В феврале 1937 г. Общество приняло участие в Пушкинской выставке, на которой они представили изображения лицея, портреты А.С. Пушкина и его друзей, юбилейные медали, исторические формы лицеистов, печатные издания к 50-летию и 100-летию лицея [36, XXIV, B-48]. Эта выставка стала знаменательным событием эмигрантской жизни, открывал мероприятие внук поэта Н.А. Пушкин.

Популяризация творческого наследия А.С. Пушкина явилась одной из форм сохранения памяти о лицее. День памяти Пушкина (10 февраля) был одним из главных явлений культурной жизни русского зарубежья. В мае 1937 г. на совместном заседании Общества бывших лицеистов во Франции и музейно-исторической комиссии было принято решение о возрождении деятельности Пушкинского Лицейского Общества, возникшего в 1899 г. в Санкт-Петербурге [36, XIII, E-8]. Как отмечают исследователи, для лицеистов поэт имел символическое значение: «Они всю жизнь бережно хранили память о лицейском братстве и о А.С. Пушкине, культ которого из лицея был перенесен в Зарубежную Россию» [23, с. 10].

В своей деятельности Общество старалось не проявлять политическую активность и не поддерживать тот или иной политический спектр эмиграции. Иллюстрацией такого подхода служит обсуждение вопроса участия в собрании в честь помолвки княжны Киры Кирилловны4. На заседании Общества было решено не принимать участия в собрании, ведь задача объединения «ограничивается исключительно охранением памяти воспитавшего нас лицея и посильным оказанием материальной и моральной помощи нашим товарищам, находящимся в трудных условиях жизни. Объединение всегда уклонялось поэтому от всяких выступлений политического или общественного характера» [36, XIII, E-15]. Принятое решение не означало, что лицеисты не могли принять участие в собрании, это объединение в целом не будет представлено на мероприятии. Когда же встал вопрос об участии в приеме в честь Великого князя Владимира Кирилловича в декабре 1938 г.5, дебаты были оживленными, и часть лицеистов высказывалась за участие в приеме. Решение было принято компромиссное: «Принимается предложение Председателя о том, чтобы в чествовании В[еликого] Кн[язя] Владимира Кирилловича участвовало не Лицейское Объединение, а группа б[ывших] Воспитанников И[мператорского] А[лександровского] Л[ицея], изъявивших на то их желание» [36, XIII, E-19].

Однако эмигранты столкнулись не только с проблемами политической разобщенности в собственной среде и адаптации в среде инокультурной. Весьма существенны были и финансовые трудности, связанные с работой и жильем. Фонд Общества формировался из взносов: для членов устанавливался ежегодный взнос, который составлял основу лицейской кассы. Местные отделения высказывали свои пожелания по направлениям деятельности Общества: «Оказание материальной помощи лицеистам, для чего принять все возможные меры к образованию лицейского фонда; приискание службы и занятий лицеистам» [36, XIII, C-2 (в)]. Мировой экономический кризис середины 1930-х годов затронул и эмигрантскую общину, отразился на их доходах. Казначей лицейской кассы Д.Д. Давыдов сообщал: членские взносы могут платить «лишь немногие из нас, несмотря на то, что по Уставу нашего Объединения такое участие обязательно для всех нас» [36, XIII С-6 (а)].

Однако, несмотря на кризис, Общество старалось помогать своим членам. Большинство бывших лицеистов были преклонного возраста, слабого здоровья, не могли устроиться на хорошую работу – и материальная помощь им была очень нужна [36, XV (B), 1–2]. Помощь оказывалась не только лицеистам, но также их вдовам и родственникам: среди получателей пособия значится внучка Пушкина Елена Александровна Розен-Мейер [36, XIII, F-6]. В декабре 1936 г. по решению заседания Общества ей была оказана ссуда в размере 100 франков [36, XIII, E-3].

Еще одним важным направлением работы Общества стало сохранение культурного наследия и исторической памяти. Сразу же после принятия решения объединиться бывшие лицеисты стали собирать материалы, относящиеся к истории лицея, это были как документальные, так и материальные вещи, к примеру медали лицея [36, XIII, G-8]. Лицеист 1889 г. выпуска Н.С. Полушкин, проживавший в США, собирал материалы и планировал написать очерки о лицее: «Низко кланяюсь и благодарю за содействие мне в моих лицейско-исторических изысканиях, а также за “рекламу” начала моих лицейских “мемуаров”» [36, XV, В (1), 50]. Для реализации своей идеи он рассылал письма с вопросами по разным уголками мира, где жили выпускники лицея. Его изыскания были затруднены: разыскать лицеистов было непросто, источники предоставляли разную информацию.

В.Н. Коковцов был инициатором создания лицейского архива, который принимал в дар документы от бывших лицеистов. Лицеист 54 выпуска Н.Н. Флиге передал на хранение документы как дореволюционного, так и эмигрантского периодов [36, XXIV, B-53]. С.М. Некрасов отмечает: «По инициативе лицеистов, проживавших в Берлине, выпускник 39-го курса А.Ф. Гамм направил в Париж графу Коковцову все собранные им юбилейные лицейские издания. И этот дар послужил началом создававшегося лицеистами лицейского музея» [23, с. 12]. Через 15 лет существования Общества материалов накопилась столько, что требовало их упорядочивания и определения места хранения. С этой целью в 1935 г. была создана специальная Музейно-историческая комиссия, которая занималась архивом и созданием музея: «Учреждается для собирания и заведования и хранения а) всякого рода письменных документов (лицейских изданий, памяток, воспоминаний и т.д.), могущих послужить материалом для составления истории и б) и всякого рода предметов (лицейских групп, значков, обмундирования и т.д.), имеющих отношение к И[мператорскому] А[лександровскому] Л[ицею] и могущих послужить к образованию лицейского архива» [36, XXIV, A-42 (a)].

Комиссия была создана при Французском отделении в Париже и состояла из шести человек. Одной из задач, стоящих перед ней, было составление и издание истории Императорского Александровского лицея. Комиссия просуществовала до 24 мая 1939 г., когда было утверждено постановление о ее самоликвидации: «Сердечно благодарить Муз[ейную] Ист[орическую] Комиссию во главе с ее председателем Д.И. Ознобишиным за понесенные труды» [36, XIII, E-21].

Передача документов четко отслеживалась Музейной комиссией, о чем свидетельствуют ее протоколы: «Комиссия с особым удовольствием отметила, что многочисленные ценные дары поступили в лицей и от нелицеистов, а именно от В.В. Вырубова, от вдовы лицеиста 50 к[урса] Панаева, вдовы генерала Ермолинского и баронессы Нолькень и постановила выразить им всем горячую благодарность» [36, XXIV, A-30 (b)]. Участие В.В. Вырубова, одного из руководителей Парижского Земгора, в комплектовании коллекции демонстрирует внимание Земгора к инициативам Общества, показывает значимость сохранения исторического и культурного наследия России.

Основным хранилищем документов эмигрантов был Русский заграничный исторический архив в Праге (далее РЗИА), именно сюда, например, передал часть личной коллекции граф Коковцов6. В середине 1930-х годов остро встал вопрос о месте хранения собранных лицеистами в Париже документов и артефактов. Обсуждался перевод коллекции в Прагу: политика французского Народного фронта на сближение с СССР настораживала эмигрантов. Однако такой перевод не состоялся: Чехословакия в те годы тоже начала сближение с СССР. 9 июня 1934 г. состоялось признание СССР Чехословакией, в 1935 г. страны подписали договор о взаимопомощи.

Выбор бывших лицеистов пал на Королевский музей армии и военной истории в Брюсселе. В этот музей уже были переданы коллекции русских полковых объединений, коллекции, посвященные Первой мировой войне: «В этом Музее целый зал отведен для Русской армии» [36, XIII, E-1]. Выбор в пользу музея в Брюсселе был не случайным: королевская бельгийская семья благосклонно относилась к русской монархической эмиграции. Решение о передаче документов в Брюссель было принято на заседании 19 октября 1936 г.: «В настоящее время Музейная Комиссия занята составлением подробного каталога и вопросом о помещении Музея в русский отдел Королевского Брюссельского Военного музея во временное хранение» [36, XXIV, A-41 (a); 37, XIII, E-2]. Граф Коковцов лично передал на хранение памятные книжки лицея, телеграмму императрицы Марии Федоровны, позднее он передал рукопись своих мемуаров «Обрывки из моего детства лицейской поры»; эти воспоминания полностью были опубликованы только в 2011 г. [5].

Многие лицеисты передавали в дар свои документы и после того, как коллекция была переведена в Брюссель. Начавшаяся Вторая мировая война прервала привычный ход жизни: многие связи были оборваны, переписка затруднена, все сложнее было собираться вместе. Архив пополнялся и в послевоенные годы, в 60-е годы в него поступили документы от Г.А. Афросимова и А. Терне.

Документы передавались на временное хранение, но они хранятся там до сегодняшнего дня: «Лицейский музей мог бы быть принят на хранение и при требовании возвращен обратно, но желательно не ранее, чем через три года» [36, XIII, E-1]. В 1943 г. умер Коковцов. После окончания Второй мировой войны оставшиеся в живых лицеисты были в большинстве своем людьми преклонного возраста. Вопрос о возвращении архива не мог быть поставлен, так как просто уже некому было его требовать назад.

* * *

В целом документы, сохранившиеся в архиве, показывают одну из специфических форм исторической памяти русской эмиграции – это ностальгия и рефлексия по потерянному прошлому. Директор Пушкинского музея С.М. Некрасов опубликовал ряд стихотворений, написанных выпускниками и посвященных лицею, они также хранятся в архиве в Брюсселе: «Собранные вместе, они создают совершенно особую поэтическую хронику дружественных встреч лицеистов русского зарубежья и самого лицейского праздника 19 октября» [23, с. 16].

Архивные документы достаточно разнообразны: здесь есть письма к графу Коковцову, документы, касающиеся дореволюционной истории лицея, списки лицеистов на 1938 г. по странам; в этих списках можно увидеть знаменитые российские фамилии. Особый интерес представляют протоколы заседаний Общества, которые требуют внимательного изучения. Документы касаются не только деятельности лицея и объединения его выпускников в эмиграции, но и в целом показывают нам жизнь эмигрантской общины, с ее бытовыми трудностями и в чем-то завышенными запросами.

Первый обзор лицейских документов архива был создан самими лицеистами уже в феврале 1937 г. [1]. В 1939 г. И.П. Митрофановым был составлен путеводитель. В отзыве о нем В.Н. Коковцов писал в феврале 1940 г.: «Вы составили прекрасный Путеводитель по Библиографии Лицея. Его нужно хранить в Брюссельском Музее до той поры – ведь судьбы человеческие неисповедимы – когда вернется когда-нибудь домой то, что собрано Вашими трудами и трудами лицейской эмиграции вообще и придет некогда пора вспомнить светлое прошлое России… Пусть этот экземпляр предназначенный Вами мне… останется в Брюссельском музее, и вернется домой, если собранному в нем Лицейскому материалу суждено будет найти место своего окончательного упокоения в каком-нибудь русском историческом хранилище» [36, XXIV, B-43]. Этот машинописный текст хранится в архиве в Брюсселе, издан он не был, условия военного времени не позволили это сделать.

Помимо путеводителя И.П. Митрофановым были составлены «Памятная книжка 1939 г.», библиографический «Лицейский очерк», «читая который, каждый лицеист отрывается от грустной действительности и уносится воспоминаниями в дорогие Лицейские времена» [36, XIII, E-24]. В 1938 г. была подготовлена книга В.М. Кюхельбекера «Воспоминания об Императорском Александровском лицее», однако она издана не была [36, XIX-9].

Архивный фонд условно разделен на две части: дореволюционный и послереволюционный.

В первой части собраны документы о существовании лицея с момента его основания до закрытия: о жизни его преподавателей и выпускников, о важных датах в жизни лицеистов и праздниках. Вторая часть дает нам информацию о расселении бывших лицеистов по миру, о создании Общества выпускников лицея и его деятельности, некрологи, посвященные памяти некоторых его членов, а также их произведения, воспоминания о праздниках и важных датах, интерес представляет переписка председателей отделов в разных странах, опубликованные статьи в эмигрантской прессе. Значительную часть занимают фотографии.

Архивный фонд, собранный Обществом бывших воспитанников с помощью Музейной комиссии, позволяет изучить жизнь Императорского Александровского лицея с момента его основания и является редким источником информации об этом заведении. Кроме того, архив – уникальный комплекс документов по истории России и русской эмиграции. В начале 2000-х годов архивные материалы были подробно описаны Е. Мамонтовой [17].

Сообщество лицеистов просуществовало до середины 1960-х годов, пока были живы непосредственные хранители лицейской памяти. Осознавая себя уникальными носителями лицейской идеи, они понимали, что прямых преемников у них быть не может. Объединение включало в себя только выпускников лицея, которые завершили свою деятельность в 1918 г., оно было по духу своему корпоративным, а не мемориальным. Локальная память, созданная выпускниками объединения, хранится их непосредственными наследниками как символ принадлежности к уникальному явлению дореволюционной России.

Основываясь на подходе В.С. Мирзеханова о «модели исторического времени» [19], мы можем говорить, что Общество бывших воспитанников Императорского Александровского лицея представляло собой уникальный феномен. Сквозь призму пережитого опыта бывшие лицеисты конструировали новую историческую реальность. Лицей стал для них центральной идеей, вокруг которой формировалась историческая память объединения.

Библиография

1. Архив Императорского Александровского Лицея, временно хранящийся в Королевском военном музее в Брюсселе / Сост. Н.Н. Флиге и И.П. Митрофанов. Париж: Изд. Лицейского объединения во Франции, 1937. 48 с.

2. Ассман Я. Культурная память: Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности. М.: Языки славянской культуры, 2004. 368 с.

3. Богданов С.В. Воспитание элиты: Феномен привилегированного образования в Российской империи конца XIX – начала XX века // Вестник Пермского университета. Серия: История. 2015. № 3 (30). С. 7–14.

4. Волкова Н.В. Событийный характер организации жизнедеятельности лицеев XIX века (на примере Царскосельского лицея) // Magister Dixit. 2011. № 1. С. 95–100.

5. Воронежцев А.В., Ковалев М.В. Жизненный путь графа В.Н. Коковцова. С. 12–24 // Коковцов В.Н. Обрывки воспоминаний из моего детства и лицейской поры / Сост. М.А. Васильева, М.В. Ковалев; коммент. М.В. Ковалева. М.: Русский путь, 2011. 288 с.

6. Гусефф К. Русская эмиграция во Франции: Социальная история (1920–1939 гг.). М.: Новое лит. обозрение, 2014. 328 с.

7. Домнин А.И. Институализация, идеология и деятельность молодежных организаций русского зарубежья в 1920–1930-х гг. // Вестник Московского государственного областного университета. Серия: история и политические науки. 2011. № 1. С. 67–70.

8. Климович Л.В. Граф В.Н. Коковцов о проблемах социально-правового статуса русских эмигрантов (к истории одного доклада) // Вестн. НГУ. 2017. Серия: История, филология. Т. 16. № 1: История. С. 157–168.

9. Климович Л.В. Вклад русской школы в формирование национально-культурной идентичности молодого поколения эмиграции в 20–30-е годы ХХ века (на материалах русской средней школы-гимназии в Париже) // Научный диалог. 2016. № 9. С. 134–146.

10. Ковалев М.В. Граф Владимир Николаевич Коковцов в эмиграции (по новым архивным материалам) // Вестн. Новосиб. гос. ун-та. 2015. Серия: История, филология. Т. 14. Вып. 8: История. С. 151–169.

11. Ковалев М.В. Исторические праздники русской эмиграции как способ сохранения коллективной культурной памяти // Диалог со временем: Альманах интеллектуальной истории. 2008. № 25/2. С. 119–138.

12. Ковалев М.В. Между политикой и идеологией: Метаморфозы исторической памяти русской эмиграции 1920–1940 гг. // Россия ХХI. 2012. № 3. С. 120–147.

13. Коковцов В.Н. Речь, произнесенная председателем Совета Союза графом В.Н. Коковцовом. Торжественное собрание 14/27 ноября 1927 г., посвященное чествованию 80-летия дня рождения Ея Императорского величества государыни императрицы Марии Федоровны. Париж: Союз Ревнителей Памяти Императора Николая II, 1928. 32 c.

14. Коковцов В.Н. Памяти Государыни Императрицы Марии Федоровны // Памятная книжка лицеистов за рубежом. 1811–1929. Париж, 1929. 176 с.

15. Кудряшова С.К. Особенности национального воспитания детей и подростков в условиях эмиграции «первой волны» // Инновации в науке: сб. ст. по матер. XI Междунар. науч.-практ. конф. Часть II. Новосибирск: СибАК, 2012. URL: http://sibac.info/conf/innovation/xi/ 28811 (Дата обращения: 24.04.2017.)

16. Леонтьева О.Б. Историческая память и образы прошлого в российской культуре XIX – начала ХХ в. Самара: ООО «Книга», 2011. 448 с.

17. Мамонтова Е. Опись фонда Ассоциации бывших воспитанников Императорского Александровского лицея, хранящегося в Королевском музее армии и военной истории Бельгии. Брюссель: Фонд сохранения русского наследия в Европе, 2001. 194 с.

18. Мегилл А. Историческая эпистемология. М.: Канон+, 2007. 480 с.

19. Мирзеханов В.С. XIX век в мировой истории (к выходу V тома «Всемирной истории») // Новая и новейшая история. 2015. № 4. С. 3–19.

20. Михайлова Л.Б. «Лицея милые преданья…» (традиции лицейского воспитания) // Царскосельские чтения. Санкт-Петербург: Государственное автономное образовательное учреждение высшего образования Ленинградской области «Ленинградский государственный университет имени А.С. Пушкина», 2010. Т. 1. Вып. XIV. С. 53–59.

21. Нансеновские чтения. Русская школа за рубежом. Прошлое и настоящее – 2014. СПб.: «Северная звезда», 2016. 486 с.

22. Некрасов С.М. Лицей после лицея. М.: Русский путь, 1997. 112 с.

23. Некрасов С.М. «Куда бы нас не бросила судьбина…»: Выпускники Александровского Императорского лицея в эмиграции. М.: Библиотека-фонд «Русское Зарубежье», 2007. 196 с.

24. Нора П. Между памятью и историей: Проблематика мест памяти // Франция – память. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1999. С. 17–50.

25. Павлова В. Из лицейских традиций // Пушкинский музеум: альманах. Вып. 6 / Под. ред. С.М. Некрасова, Р.В. Иезуитовой. СПб.: Всероссийский музей А.С. Пушкина, 2014. 388 с.

26. Памятная книжка лицеистов за рубежом. 1811–1929. Париж: Изд. Объединения бывших воспитанников Императорского Александровского лицея во Франции, 1929. 176 с.

27. Полчанинов Р. Молодежь русского зарубежья. Воспоминания 1941–1951. М.: Посев, 2010. 432 с.

28. Полчанинов Р. Мы, сараевские скауты-разведчики. Югославия. 1921–1941 гг. М.: Посев, 2015. 320 с.

29. Репина Л.П. Культурная память и проблемы историописания (историографические заметки). Препринт WP6/2003/07 М.: ГУ ВШЭ, 2003. 44 с.

30. Седова Е.Е. Русская школа в Болгарии как фактор национального самосохранения детей эмиграции // Известия Воронежского государственного педагогического университета. 2013. № 1. С. 116–122.

31. Сотников С.А. Дети российских военных эмигрантов в 1920–1930-е годы: Судьбы, образование, ментальность // Вестник ассоциации вузов туризма и сервиса. 2009. № 3. С. 63–68.

32. Терзов А.С. История и идеология русских эмигрантских молодежных организаций на примере национальной организации русских разведчиков (НОРР) // Известия Пензенского государственного педагогического университета им. В.Г. Белинского. Пенза, 2009. № 15. С. 151–155.

33. Хальбвакс М. Социальные рамки памяти / Пер. с фр. и вступ. статья С.Н. Зенкина. М.: Новое издательство, 2007. 348 с.

34. Хальбвакс М. Коллективная и историческая память // Неприкосновенный запас. 2005. № 2–3 (40–41). С. 8–28.

35. Archiv der Forschungsstelle Osteuropa an der Universität Bremen (FSO). F. 45.

36. Musée Royal de l'Armée et de l’Histoire Militaire. Dépôt «Lycée Alexandre».

References

Archiv der Forschungsstelle Osteuropa an der Universitat Bremen (FSO). F. 45.

Arhiv Imperatorskogo Aleksandrovskogo Liceja, vremenno hranjashhijsja v Korolevskom voennom muzee v Brjussele / Sost. N.N. Flige i I.P. Mitrofanov. Paris: Izd. Licejskogo ob’edinenija vo Francii, 1937. 48 p.

Assman Ja. Kul'turnaja pamjat': Pis'mo, pamjat' o proshlom i politicheskaja identichnost' v vysokih kul'turah drevnosti. Moscow: Jazyki slavjanskoj kul'tury, 2004. 368 p.

Bogdanov S.V. Vospitanie jelity: Fenomen privilegirovannogo obrazovanija v Rossijskoj imperii konca XIX – nachala XX veka // Vestnik Permskogo universiteta. Serija: Istorija. 2015. N 3 (30). P. 7–14.

Domnin A.I. Institualizacija, ideologija i dejatel'nost' molodezhnyh organizacij russkogo zarubezh'ja v 1920–1930-h gg. // Vestnik Moskovskogo gosudarstvennogo oblastnogo universiteta. Serija: istorija i politicheskie nauki. 2011. N 1. P. 67–70.

Guseff K. Russkaja jemigracija vo Francii: Social'naja istorija (1920–1939 gody). Moscow: Novoe lit. obozrenie, 2014. 328 p.

Hal'bvaks M. Kollektivnaja i istoricheskaja pamjat' // Neprikosnovennyj zapas. 2005. N 2–3 (40–41). P. 8–28.

Hal'bvaks M. Social'nye ramki pamjati / Per. s fr. i vstup. stat'ja S.N. Zenkina. Moscow: Novoe izdatel'stvo, 2007. 348 p.

Klimovich L.V. Graf V.N. Kokovcov o problemah social'no-pravovogo statusa russkih jemigrantov (k istorii odnogo doklada) // Vestnik NGU. 2017. Serija: Istorija, filologija. Vol. 16. N 1: Istorija. P. 157–168.

Klimovich L.V. Vklad russkoj shkoly v formirovanie nacional'no-kul'turnoj identichnosti molodogo pokolenija jemigracii v 20–30-e gg. XX veka (na materialah russkoj srednej shkoly-gimnazii v Parizhe) // Nauchnyj dialog. 2016. N 9. P. 134–146.

Kokovcov V.N. Pamjati Gosudaryni Imperatricy Marii Fedorovny // Pamjatnaja knizhka liceistov za rubezhom. 1811–1929. Parizh, 1929. 176 p.

Kokovcov V.N. Rech', proiznesennaja predsedatelem Soveta Sojuza grafom V.N. Kokovcovom. Torzhestvennoe sobranie 14/27 nojabrja 1927 g. posvjashhennoe chestvovaniju 80-letiju dnja rozhdenija Eja Imperatorskogo velichestva gosudaryni imperatricy Marii Fedorovny. Paris: Sojuz Revnitelej Pamjati Imperatora Nikolaja II, 1928. 32 p.

Kovalev M.V. Graf Vladimir Nikolaevich Kokovcov v jemigracii (po novym arhivnym materialam) // Vestn. Novosib. gos. un-ta. 2015. Serija: Istorija, filologija. Vol. 14. Vyp. 8: Istorija. P. 151–169.

Kovalev M.V. Istoricheskie prazdniki russkoj jemigracii kak sposob sohranenija kollektivnoj kul'turnoj pamjati // Dialog so vremenem: Al'manah intellektual'noj istorii. 2008. N 25/2. P. 119–138.

Kovalev M.V. Mezhdu politikoj i ideologiej: metamorfozy istoricheskoj pamjati russkoj jemigracii 1920–1940 godov // Rossija XXI. 2012. N 3. P. 120–147.

Kudrjashova S.K. Osobennosti nacional'nogo vospitanija detej i podrostkov v uslovijah jemigracii «pervoj volny» // Innovacii v nauke: sb. st. po mater. XI Mezhdunar. nauch.-prakt. konf. Chast' II. Novosibirsk: SibAK, 2012. URL: http://sibac.info/conf/innovation/xi/28811 (Data obrashhenija: 24.04.2017.)

Leont'eva O.B. Istoricheskaja pamjat' i obrazy proshlogo v rossijskoj kul'ture XIX – nachala XX v. Samara: OOO «Kniga», 2011. 448 p.

Mamontova E. Opis' fonda Associacii byvshih vospitannikov Imperatorskogo Aleksandrovskogo liceja, hranjashhegosja v Korolevskom muzee armii i voennoj istorii Bel'gii. Brjussel': Fond sohranenija russkogo nasledija v Evrope, 2001. 194 p.

Megill A. Istoricheskaja jepistemologija. M.: Kanon+, 2007. 480 p.

Mihajlova L.B. «Liceja milye predan'ja…» (tradicii licejskogo vospitanija) // Carskosel'skie chtenija. Sankt-Peterburg: Gosudarstvennoye avtonomnoye obrazovatelnoye uchrezhdeniye vysshego obrazovaniya Leningradskoy oblasti «Leningradsky gosudarstvenny universitet imeni A.S. Pushkina», 2010. T. 1. Vyp. XIV. P. 53–59.

Mirzekhanov V.S. XIX vek v mirovoj istorii (k vyhodu V toma «Vsemirnoj istorii») // Novaja i novejshaja istorija, 2015. N 4. P. 3–19.

Musée Royal de l'Armée et de l’Histoire Militaire. Dépôt «Lycée Alexandre».

Nansenovskie chtenija. Russkaja shkola za rubezhom. Proshloe i nastojashhee – 2014. Saint Petersburg: «Severnaja zvezda», 2016. 486 p.

Загрузка...